06.12.2011
Традиционное отношение японцев к обнаженному телу радикально отличалось от античной, западной или индийской традиций.
В европейском и индийском искусстве нагота имела как эротический, так и эстетический смысл, и обнаженное тело прославлялось с обеих этих точек зрения, причем особое внимание уделялось так называемым вторичным сексуальным признакам: грудям, животу, бедрам, округлым очертаниям фигуры женщины, атлетическому строению тела мужчины. В Японии эстетически значимым было не тело, а одежда, которая в старину фактически была одинаковой для представителей обоих полов. Внешне разница между мужчиной и женщиной порой казалась неуловимой, что очень заметно по гравюрам эпохи Эдо. И лишь на эротических картинах (сюнга, «картины весны») тендерные различия оказывались намеренно подчеркнутыми преувеличенным и чрезвычайно тщательно выписанным изображением половых органов. Другие же части тела (за исключением лиц и ног) обычно оставались скрытыми под пышными и изысканными одеяниями. Такое отношение к наготе ближе к традиционному китайскому (хотя ниже пойдет речь о существенных различиях и между ними тоже).
Марк Холборн достаточно прямолинейно утверждает, что «в китайском и японском искусстве нет традиции изображения наготы. Когда на ландшафтах сунской эпохи появляются изображения людей, они выполнены одним взмахом кисти, и их значимость приравнивается к очертаниям дерева или скалы. Человеческая фигура является одним из составляющих элементов ландшафта, а вовсе не доминирующим изображением на конкретном фоне. Человек и его мир представляют собой континуум. Идеализация человека полностью отсутствует, поскольку человек является не более важным компонентом картины, чем время года или ландшафт, в котором он представлен» (Holborn М. Beyond Japan. London: Barbican Art Gallery, 1991, p. 50). Это утверждение более применимо к китайскому искусству, чем к японскому, ибо в Японии, начиная с периода Эдо, эстетика обнаженного, полуобнаженного или драпированного женского тела стала, особенно в эротических картинах жанров сюнга и бидзинга («изображения красавиц»), одной из самых привлекательных тем.
В хэйанском искусстве встречаются — правда, только в таких эротических свитках, как «Какигаки дзо-си» или «Фукуро дзоси» — отдельные примеры изображения обнаженного тела. На этих картинках со сценками соития и мужчины, и женщины изображены совершенно голыми, если не считать того, что у мужчин на головах остаются церемониальные шапки эбоси. Но это было скорее исключением: в сокрытом под многослойными одеждами хэйанском обществе самым изысканным одеянием считалось дзюити-э (одиннадцатислойное платье). Обычно открытыми для всеобщего взора оставались лишь лицо, голова и часть шеи; под тяжелым многослойным платьем контуры фигуры оставались совершенно неопределенными.
Как пишет Цветана Кристева, «постепенный доступ к следующим слоям одежды акцентируется двумя деталями костюма: декольте и рукавами. Чем ближе слой к телу, тем уже декольте и длиннее рукав, благодаря чему вертикальные плоскости подчеркиваются горизонтальными линиями. Обе константы одинаково важны. Разноцветные декольте не в силах передать свою информацию из-за многочисленных помех, чинимых другим источником — рукавами. Эти детали являются продолжением сокрытого под одеждой тела и содержат информацию, которая не может быть передана откровенно». (Кристева Ц. По следите на четката. София, 1994, с.31).
Эстетика эротического одеяния или драпировки сохранялась в неизменном виде во все долгие века японской истории, она и поныне остается очень актуальной. На эротических ксилографах периода Эдо женщины во время совокупления изображаются в ярко-красочных, но скомканных и распущенных кимоно, из-под которых видны только их ноги и гениталии. Само по себе обнаженное тело оказывается важным лишь во вторую очередь, хотя иногда и оно изображается на ксилографах. В то же время японцы, в отличие от китайцев, уделяли особое внимание мужским и женским гениталиям, вырисовывая их в мельчайших подробностях и придавая им часто нечеловеческие, гигантские размеры. Вероятно, для японцев половые органы являются единственной эротически значимой частью человеческого тела. Подобное отношение сохраняется и в наши дни, когда кульминацией любого стрип-шоу является демонстрация женских половых органов, которые посетители пристально изучают. В то же самое время «зацикленность» на женском лоне привела к появлению особой японской формы цензуры, когда все попадающиеся на картинах, фотографиях или в кино интимные части женского тела, и особенно волосы на лобке, тщательно затушевываются или прикрываются мозаикой.
Обнаженное тело
До эпохи Мэйдзи (1868 г.) обнаженное тело обычно воспринималось как нечто естественное и не сопровождалось эстетическими или эротическими ассоциациями (в публичных банях, на горячих источниках, во время хадака мацури — «голых праздников», соревнований по борьбе сумо). Женщины не особенно стыдились демонстрировать свою голую грудь. Один из членов американской экспедиции Перри в Японию в 1854 г. писал с отвращением о том, что, побывав в бане, он увидел, как «семнадцатилетние девушки, старухи, молодые’женщины и старики сидели на корточках на каменном полу, не прикрывшись и тряпицей размером хотя бы с ноготь на большом пальце». На ксилографах периода Эдо, изображающих сцены в публичных банях, отчетливо видно, что мужчины прикрывают свои тайные места маленьким фартучком, тогда как женщины полностью обнажены.
Эрнест фон Гессе-Вартег, посетивший Японию в эпоху Мэйдзи, был смущен тем, что японцы не пытаются скрыть свою частную жизнь от посторонних глаз: Проезжая мимо ряда домов, он заглядывал внутрь и был поражен, видя, как «молодая девушка, обнаженная до пояса, сидит на корточках перед зеркалом, пудрит свое красивое личико и румянит губы, совершенно не стесняясь». В другом месте он пишет, что японка «ежедневно, даже по несколько раз в день, принимает ванны, внутри дома или снаружи, одна или еще с кем-нибудь и в своей невинной наивности показывается, как есть, всему свету. В то же время ее возмущают глубокие вырезы на платьях наших дам. Только бы не делать чего-нибудь на полозину. Она или совсем одета, или, если обстоятельства этого требуют, она сбрасывает с себя кимоно и остается в своем природном виде, который ей, однако, далеко не так к лицу, как кимоно. В жаркое время года она зачастую (у себя дома, или при работах на свежем воздухе) сбрасывает с себя все одежды».
Совсем другого типа нагота была приемлема среди мужчин низших классов. Грузчики, кули, сельскохозяйственные или промышленные рабочие, почтальоны часто не носили ничего, кроме набедренной повязки (фундоси) или коротких подштаников. Их нагота считалась нормальной и никого не шокировала. Заменителем одежды часто выступала татуировка, когда человек словно надевал на себя новое, «вечное» одеяние. Японская татуировка, чрезвычайно изысканная и многоцветная, часто покрывающая всю поверхность тела, сохранилась почти в неизменном виде до наших дней и рассматривается как специфическая форма искусства. Знаменитый писатель Танидзаки Дзюнъитиро отмечал: «Посетители веселых кварталов Эдо предпочитали нанимать великолепно татуированных носильщиков паланкинов; куртизанки Есивара и квартала Тацуми влюблялись в татуированных мужчин… Время от времени устраивались выставки, участники которых раздевались догола, и чтобы продемонстрировать свои филигранные тела, они горделиво похлопывали себя по телу, хвастались рисунками на своих телах и критиковали достоинства друг друга».
Ранее распространенная, в основном, среди париев общества, татуировка превратилась в значимый символ, заменитель одежды, сделавший видимым нагое тело. Не физические характеристики, а необычность татуировки придавала значимость ее хозяину.
В другую категорию попадают борцы сумо. Их обезображенные ради соответствия традиционным стандартам тела оказываются привлекательными как раз по причине своей уникальности: именно свисающие животы, жирные бедра и ноги превращают их в объект поклонения.
Тем не менее, в этом случае (как и в хадака мацури) нагота, вероятно, имеет ритуальное происхождение и не имеет никаких коннотаций с реальными признаками физического тела. В некотором смысле это касается публичных бань (сэнто) и горячих источников (онсэн), где люди не обращают внимания на взаимную наготу. Бернард Рудофски описывает отдых японских семей на морском побережье на острове Сикоку в 1960-х годах. Хотя, по его словам, некоторые из юных матерей, обнажившись по пояс, и плескались с детьми у самого берега, ни одна не решилась плавать. Единственным исключением оказалась девушка, попытавшаяся доказать, что умеет плавать. Женщин восхищал цвет ее ярко-желтого купальника, гармонировавшего с цветом заката (мужчины при этом не обращали на представительницу прекрасного пола никакого внимания). Когда, покончив с купанием, девушка возвращается на берег, она «не без труда стягивает с себя купальник модного, но консервативного фасона, после чего вешает его на руку и, ничем не прикрывшись, в чем мать родила, без тени смущения уходит».
Находясь на крошечном островке Такэтоми, входящем в архипелаг Яэяма, я видел группы японских туристов, которых привозили оглядеть местную достопримечательность — безупречно чистый песчаный пляж, посещение которого было частью их однодневного тура. Мне не довелось видеть, чтобы хоть кто-то из них искупался или хотя бы разделся, хотя некоторые решительно принялись бродить босиком по мелководью. Большинство туристов просто сидели на берегу и наслаждались видом изумрудного моря. На островах Мияко и Яэяма я очень редко видел, чтобы кто-нибудь из японцев (за исключением любителей подводного плавания) вообще погружался в море. Возможно, одной из причин является нежелание загореть, поскольку у японцев цвет кожи от природы более смуглый, чем у европейцев, но, вероятно, более важно то, что им просто неприятно выставить свое тело на всеобщее обозрение. Когда это происходит в коллективе, нагота не только позволительна, но даже остается незамеченной, в противном же случае она кажется отвратительной или, наоборот, сексапильной.
Табу на обнаженное тело
После революции Мэйдзи, под влиянием западных пуританских взглядов, обнаженное тело стало строгим табу, что привело к запрещению древних фаллических культов, равно как и откровенных упоминаний о сексе. Это положило конец совместным баням и горячим источникам, впрочем, никогда не имевшим сексуальных коннотаций (единственным исключением были порно-издания, намеренно эксплуатировавшие эту тему как непристойную). Даже в современных японских сэнто и ротэнбуро (банях под открытым воздухом) сохраняется весьма пуританская атмосфера. У мужчин (и редких женщин) интимные части прикрыты специальным фартучком или поло-тенчиком, которое снимается только перед погружением в ванну. Самое странное здесь то, что молодые мужчины обычно больше озабочены прикрытием своего мужского достоинства, чем люди зрелого возраста и старики, которые часто вообще забывают об этом. В любом случае, прикрываться полотенчиком неписаный закон современных публичных бань в Японии.
Когда в послевоенное время антисексуальная цензура частично была ослаблена, публикации на темы секса появились, как грибы после дождя. Тем не менее, до наших дней сохранился запрет на изображение гениталий (и прежде всего волос на лобке) на рисунках, фотографиях, в кино и на видео. Центральной фигурой послевоенного культа мужского обнаженного тела стал писатель Мисима Юкио (1925-1970), всегда восхищавшийся классическим греческим искусством. Он позировал в обнаженном виде перед камерой Хосоэ Эйко, в результате чего появился их совместный фотоальбом «Баракэй» («Убитые розами», 1963), балансирующий между идеями подавленной жестокости и гомоэротизма. А еще раньше Мисима настолько потряс революционный балет Хидзиката Тацуми, создавшего первый в Японии аутентичный театр тела, что Мисима решил даже внести вклад в его развитие.
Это было время расцвета всевозможных сексуальных девиаций. Когда открытая демонстрация половых актов и органов была запрещена, продюсеры заменили примитивные фиговые листочки суперэкзотичными садомазохистскими или гротескными сценами с эксцессами флагелляции, пыток и ужасов. Цензура пропускала любые аномальные сцены, лишь бы только в них не содержалось демонстрации половых органов и волос на лобке. Типы подобных эксцентричных изображений получили название «эро гуро нансенсу» («эротическая гротескная чушь»). Гротескное сексуальное искусство просуществовало несколько десятилетий и оставалось популярным до самого последнего времени.
Японское порно и секс-индустрия
Японское порно и секс-индустрия является одной из самых невинных и в то же время самых изобретательных и самых отвратительных в мире. Садомазохизм и бондинг («связывание») в сочетании с перверсивным сексом перекочевали позже в комиксы и видеопродукцию для взрослых, производимые в Японии в невероятном количестве. Связывание постоянно оставалось популярной темой, потому что кожаные костюмы, высокие каблуки и длинные перчатки предлагали образ женщины одновременно обнаженной и одетой. «В фигуративных видах искусства, — пишет Марио Периола, — эротизм присутствует как отношение между одетостью и наготой. Поэтому он предполагает возможность движения — перехода — из одного состояния в другое. Если один из этих полюсов приобретает первостепенное или существенное значение в ущерб второму, то возможность перехода приносится в жертву, а вместе с нею и условие существования эротизма. В таких случаях абсолютной ценностью становится либо одетость, либо нагота».
После эпохи Эдо японцы постоянно балансировали между обеими крайностями, и связывание отлично отвечало этой двойственности. Мужчины-японцы кажутся абсолютно равнодушными к женской наготе, если только перед ними не экзотичные западные девицы, привлекающие своими особенно пышным бюстом или бедрами. В то же время японские девушки в прозрачном нижнем белье вызывают у них особый восторг.
Садомазохизм
Другой специфической особенностью японской культуры, начиная от великих мастеров и кончая бульварными журналами, является садомазохизм. Где еще, кроме Японии, можно встретить такой необычайно широкий спектр садомазохистских фантазий? Художник Мурой Асунадзи создал большое количество комиксов с одним единственным персонажем: «женщиной-собакой» (онна-ину). Голая девушка с личиком Лолиты, торчащими сосками и хвостом представлена в них как объект самых разных унижений (как правило, на шее у нее имеется ошейник). Обычно эту девушку пытают, душат, на нее мочатся, за ней следят и т.п. Но при этом никто не пытается с ней совокупиться. Харукава Намио постоянно эксплуатирует другую тему: обычно он изображает пышную девицу с европейскими чертами лица и голым задом, восседающую за стойкой бара на связанном мужчине, лицо которого, упирающееся в ее лоно, служит ей сидением. Неотъемлемой частью многих авангардистских представлений являются извивающиеся в мучениях, кричащие от боли, подвешенные на веревках обнаженные девушки, над которыми всячески измываются. В большинстве случаев они вряд ли могут вызывать сексуальное желание, но в стране запрещенного секса они так же привлекательны, как женщины с розгами в викторианской Англии. Нака-ясу Хиротору предпочитает еще более жуткие сюжеты: ему принадлежат фотографии полуобнаженных женщин, совершающих сеппуку. Давний поклонник Мисима Юкио и автор нескольких обстоятельных исследований по истории харакири в Японии, Накаясу пытается придать эротический налет суицидальному акту. Среди его персонажей — почти исключительно женщины; экстатическое выражение их лиц в момент, когда меч или нож входит в их голые животы, призвано стереть грань между Танатосом и Эросом. При всем при том эти фотографии не нарушают японское законодательство, так как не демонстрируют ни гениталии, ни волосы на лобке.
О волосах
Вопрос о волосах на лобке был ключевым для обвинений в нарушении антинепристойных законов. В начале 70-х годов на короткое время возник специфически японский бум под названием «бини-хон»: появились фотографии девушек (иногда в парах) — обнаженных, но прикрытых прозрачными бикини. Причем при полном отсутствии мужчин! Накануне бума видео для взрослых именно эти фотографии пользовались бешеной популярностью. Вероятно, считается, что волосы на лобке особенно стыдно кому-либо показывать, потому что подсознательно они считаются апотропеическим средством, что со всей очевидностью следует из средневековых японских трактатов, в которых «срамные» волосы играют особо важную роль в разных привораживающих снадобьях. Другой вероятной причиной может быть страх перед осквернением (кэгарэ), связанный в японской культуре с женским детородным органом. Даже в наши дни в японских комиксах манга манипуляции с женскими гениталиями, включая куннилингус, производятся, скорее, ради того, чтобы унизить женщину, чем для того, чтобы доставить ей сексуальное наслаждение. Женщины остаются объектом жестокого отношения и сексуального удовлетворения только при взгляде издалека.
Ориентированные на девушек манга изобилуют сценами насилия, хотя и не нарушают существующих запретов. Так, в них никогда открыто не изображаются гениталии (обычно заменяемые бананами, колбасами, огурцами или вибраторами). Потоки сексуальных флюидов или спермы дозволительны, только если они существуют независимо от гениталий. Превалирует лицемерие. Это особенно раздражает, когда смотришь японские версии кинофильмов. Шокирует появление долженствующих предотвратить оскорбление общественной нравственности клякс или мозаичных заставок. Это вызывает в памяти советскую или маоистскую сексуальную цензуру, по вине которых жители СССР и КНР не смогли своевременно увидеть многие шедевры мирового кино.
Фильмы для взрослых
Японские видео, особенно «фильмы для взрослых», все еще остаются загадкой для иностранцев. Как можно наслаждаться такими фильмами, если все они прошли через цензуру? Возможно, японское воображение делает их более вульгарными, чем они есть на самом деле. Мне попадались в японских букинистических магазинах серьезные книги, включавшие в себя сюнга великих японских художников: Хокусая, Утамаро, Эйсэя, Куниёси и др. Конечно, на этих картинах гениталии были тщательно прикрыты белыми квадратиками, но бывшим владельцам книг иногда удавалось прорисовать недостающие детали карандашом. Даже в современных публикациях классического эротического искусства определенные места часто закрашены, стерты или вырезаны. По моему мнению, после подобной операции они становятся еще более вольными и непристойными. Эксплуатируется традиционная логика стриптиза. Японская цензура превращает не только современную секс-индустрию, но и классические произведения искусства в бесконечное стрип-шоу.
Трудно представить себе, насколько деспотичной в некоторых отношениях может быть культура, в которой даже в наши дни во время некоторых праздников на всеобщее обозрение выставляются гигантские фаллосы, а в фарсах кёгэн демонстрируются ритуальные совокупления на сцене.
Секс в Японии
Сегодняшнее отношение к сексу в Японии стало более открытым, и теперь можно найти даже классические ксилографы без цензурных ограничений. Хотя японская издательская индустрия наконец получила долгожданную свободу, некоторые стороны секса все еще остаются табуированными для японского общества и кажутся подозрительными. Даже сейчас учебники по половому воспитанию иллюстрированы картинками с изображением бесполых кукол или комиксовых фигур, оставляющих широкое поле для воображения. Воротилы порнобизнеса довольны: существующая цензура является одной из важнейших причин их успеха.
Несмотря на более высокий уровень свободы, которым отличается современная Япония, там сохраняются многие неизвестные Западу сексуальные ограничения и запреты на демонстрацию обнаженного тела. Вряд ли в Японии можно отыскать крупный центр бодибилдинга для лиц обоих полов или нудистский пляж. Изданные в Японии фотоальбомы с «обнаженкой» кажутся совершенно невинными, а мускулистое мужское тело, как правило, не вызывает восхищения. Большинство японцев по-прежнему совершенно равнодушны к эстетическому аспекту обнаженного тела, хотя эротические предпочтения радикально изменились: эротические манга делаются почти исключительно в западном стиле, и в них изображаются женщины с большими грудями, узкой талией и тяжелым задом. Хотя в современной Японии и наблюдаются отчетливые вуайеристские тенденции, Страна Восходящего Солнца остается преимущественно «задрапированным обществом».